Осознание - Страница 51

- Здравствуй Артем. - сказал мне незнакомец, присаживаясь. - Разговор у нас будет недолгим. Я оставлю тебе ручку и бумагу, и ты сам все подробно распишешь, кто руководил установкой трансляционной башни, какая была в этом твоя роль и, почему вовремя не доложил. Все понятно? Эти три вопроса постарайся изложить подробно. Это важно. Если что еще важное на твой взгляд вспомнишь, тоже пиши. Но сильно не старайся. Всех уже обработали, все дали показания. Начальник завода попытался покончить с собой, но вовремя успели. Мы ему такого удовольствия не доставим, самому уйти. На вот…

Он протянул мне стопку чистых листов и ручку. Я замер перед ним с этим в руках и не знал что сказать.

- Ах, да. Тебе тут не на чем писать будет. Пошли, за стол дежурного сядешь.

Он поднялся и вышел из камеры. Я последовал за ним. Дежурный офицер на этаже за решеткой поднялся, уступая мне свое место, и я сел, задумавшись о чем и как писать. Глядящий отдал распоряжение, чтобы меня, как закончу, отправили бы спать в камеру, а утром не поднимали и койку не закрывали. Офицер кивнул, поняв какое ко мне отношение, и все время пока я писал, ни разу не побеспокоил меня. Я закончил только через час. Оставил ручку и исписанные листы офицеру, а сам пошел в камеру. Меня заперли, конечно, но как-то так с ленцой, словно не было в этом никакой необходимости.

Я не спал. Я лежал и думал чего мне больше бояться. Того, чего я опасался до того как ко мне пришел глядящий, то есть обвинения во всех грехах, включая предательство родины в виде создания транслятора для передачи за границу секретных данных. Или вот такого странного отношения ко мне. Я впервые осознал, как близко нахожусь если не к смерти, то к очень долгим каторжным работам. Я уже прощался со своей прошлой жизнью. Я прощался с машиной. С моими уютными комнатками. С Василием - моим единственным другом. С Натальей и Олегом, которых теперь-то точно не увижу никогда. Где бы они ни были. И самое горькое мое прощание было с Настей. Я буквально видел ее перед глазами. Как она испугается, узнав о моем аресте. Как будет думать о своем спасении. Как ее будут вызывать на допросы. А она будет дотошным уродам следователям доказывать, что мы даже любовниками не были. Я представлял ее слезы и мои кулаки сжимались до хруста. До боли. Я не знаю, как я победил свое перенапряжение. Наверное слезы, что потекли из моих глаз дали разрядку нервам. Я вдруг резко успокоился. И в моей голове крутилась только одна мысль. Только бы Насте хватило сил все отрицать. Тех, кто не ломается и верят сами в свою правоту отпускают. Она ничего не знала. Она не имела со мной никаких дел. Ей надо просто не поддастся на уговоры и вообще ни в чем не сознаваться из того, что ей предложат. Даже в малом. Согласится на малое выдуманное зло… и следователь доведет дело и против нее.

Вот так я и лежал. Мысли, путанные, отрывочные, не хотели выстраиваться. И я совершенно не мог думать о себе. Я не представлял, как завтра буду говорить со следователем.

Утром, часов в одиннадцать меня покормили холодной кашей и холодным чаем без сахара. Когда я поел, меня повели в следственный корпус. Я был удивлен тому, что комната, в которую меня ввели, была забита офицерами, гражданскими, и что в ней стоял такой кумар папиросный, что в пору было бросать курить. А зачем? Подышал и норма.

- Заходи Артем. - сказал мне знакомый голос, я с ужасом узнал в говорившем Василия. - Вон стул у стены. Сиди, мы тут думу думаем. Понадобишься спросим. Я сел и конечно сразу же понадобился.

- Что у тебя тут написано. - сказал вчерашний офицер. - Какого хрена вообще все это затевалось? Ты что сам думаешь?

Больше всего меня подмывало сказать «А что вам ответил начальник завода?», но я естественно так не сказал, а просто повторил вчерашнее письмо, и добавил от себя:

- Начальник-то в принципе был прав. В городе нет ни одного транслятора. Идея как таковая была грамотной. Пустить музыку на волнах… дать людям именно в городе слушать хоть что-то. Старые записи. Да и сами подумайте, ну хорошо сейчас войны нет. Но нужна же нам система глобального оповещения. Да даже ерунду пустить за пятнадцать минут до комендантского часа, уведомить об этом, и сколько пьяных дураков передумают идти за очередной бутылкой к соседям. - Я говорил спокойно, мягко, совершенно не волнуясь. Точнее, зажав свои нервы так, что они забыли, что такое волнение. Я ведь говорил даже не о том, что было в моем признании, а от себя, а потому нужно было следить не только за тем что говоришь но и как: - Идея с транслятором несомненно правильная идея. Поверьте, я по себе знаю, что когда наступают зимние вечера с керосинкой, такие глупости в голову лезут. А будь у меня приемник, всяко было бы полегче.

- Какой приемник?! - воскликнул офицер. - В городе нет электричества. И никто не собирается его туда проводить. Тут я уже просто невольно пошел в противоречие с ним.

- Да это мы сейчас не собираемся его проводить. Завтра уже скажут для безопасности осветить улицы, чтобы на патрули не нападали и будет ток в городе. И что, думаете не будут подключатся к нему умельцы? Будут. Так чем устраивать комедию, проще станет официально разрешить тянуть всем ток к себе. - Я подумал и сказал. - Да и сейчас в общагах народ сидит порнуху вечерами смотрит, а потом втихаря в городе то насилует, то сифилис на дешевых проститутках подхватывает. За всеми же не уследить. Хочется, но не получится. Так я бы еще телевизионный передатчик установил. Будь моя воля. Проще контролировать самому, если сам сделал, чем ждать вот такие неучтенные передатчики.

- Тебе не кажется, что тебя заносит? - спросил меня Василий.