Осознание - Страница 177

177

- Ну, скажи сколько? - не унимался я уверенный что Катя владеет информацией. - каждый десятый? Каждый сотый помогает государству бдеть? Каждый тысячный?

- Да я реально не знаю. - сказала Катя и я ей постарался поверить.

Я стоял, рассматривая пустой проспект первой марсианской и в голове была такая пустота. Стало абсолютно не интересно сколько там людей следит за другими людьми. Перестало волновать даже то, что всегда за мной наблюдает автоматика, а потом оператор смакуя моменты думает сохранить или нет их для истории. Это же сколько они про всех знают? Это же какую власть над людьми им дает это знание. Кто с кем спит, кто у кого что украл, кто про кого что сказал. Это какое-то реалити шоу для ограниченного круга зрителей. Может нам для этого реалити шоу и показывают по всем каналам чтобы мы даже не забивали голову что за нами так же вот следят. А если забивали, то тушили наш испуг мнимой картинкой, как все это выглядит на экране. Ну да. Немного жутковато. Но вон люди годами позволяют себя снимать для всяких «Жизнь на спутнике», «пещера на пятерых», «сто дней на глазах». И не пугается обыватель проскочившей мысли. Привык он… Все зависит от предпосылок… - внезапно понял я. - если что-то где-то произошло и общество это одобрило то даже в немного извращенном варианте общество это съест. Сначала, вон, мужья за женами следили, потом жены за мужьями. А теперь все за всеми. Паранойя. А страшно-то как… Я стал лучше понимать страхи того, кто остался в том подвале и скоро должен был предстать перед судом. Да, реально чокнуться можно, постоянно думая о таком.

- О чем думаешь? - спросила Катя.

- О тебе. - соврал я даже не глядя в ее сторону.

- Вот только не ври. - безапелляционно сказала она. Повернувшись к ней я сказал:

- Хорошо. Я понял… Все равно мне никуда от такого не деться. В Европе говорят еще круче гайки завернуты. А в Америку, я как ты на Луну - даже под пулеметами не поеду. Значит, выбора нет особого. Или бороться, или принимать правила. Бороться не хочу. Я сейчас понял, что общество буквально в экстазе от того, что оно массовым порядком снимается для «сто дней на глазах». Остается только принять. - Я посмотрел на Катю и, забывшись, уронил пепел на пластик пола. Посмотрев на меня хитрым взглядом, Катя спросила:

- Что, вот так взял и принял? Я пожал плечами, мол хочешь верь, хочешь нет.

- Ну и хорошо. - сказала Катя. - Тогда завтра ты будешь учиться жить ничего не зная и не вспоминая о КП энергетиков. То есть мы с тобой даже говорить об этом не будем.

- А о чем мы будем говорить? - сказал тоскливо я. - О твоем отъезде?

- И об этом мы ни сегодня ни потом говорить не будем. Только за сутки до отъезда я тебе скажу. Хорошо? Я подумал и кивнул.

Усыпал я в половину пятого. Спать оставалось несколько часов. А с утра еще надо было домой заскочить. Я даже надеялся, что обойдется без снов. Не обошлось.

Сон седьмой:

- Вам не надоело умирать? - спросил меня строгий господин. - Здесь умираете, там умираете. А если бы в трех или пяти мирах? Может хватит уже?

Я вскинул голову и посмотрел в его противные болотные глаза. Ну что ту еще скажешь.

- Я в который раз повторяю что не понимаю о чем вы. И мне это вот точно надоело. Очень надоело. Я уже спать боюсь. Ложусь и думаю, господи, спаси меня от параноика.

Мужчина рассмеялся и заявил:

- Значит не надоело. - он поднялся и хотел даже куда-то отойти, но вдруг вернулся резко в кресло и спросил: - А может вам это нравится? Ну вот так вот. Может вы себя так к смерти готовите? Умирая в своих снах?

Я покачал головой, но вместо уже привычного возмущенного срыва спросил:

- Ну, а вам-то какое дело? Ну, ладно бы я сознательно… так ведь нет. Но и в этом вы видите какой-то умысел. Вы просто действительно повернуты на слежке.

Хозяин кабинета, в котором я уже проводил далеко не первый сон, все-таки поднялся и прошелся вокруг стола. Встал за моей спиной. Я даже искренне пугаясь того, что он может меня ударить, не стал поворачиваться. Пусть. Пусть делает что хочет, лишь бы быстрее проснуться.

Но он меня не ударил. Он даже наверное впервые сочувственно, именно сочувственно спросил у меня:

- Вы ведь так долго не выдержите. Сердце однажды не выдержит. Не сейчас понятно, но когда будете старше. И умерев во сне умрете и в жизни. Я принял его правила игры и спросил:

- И как вы мне предлагаете бороться с этим?

Вернувшись в кресло напротив меня он сказал, низко склонившись и смотря мне прямо в глаза:

- Раскаянье спасет вас. И только раскаянье!

Я взревел, пугая даже самого себя:

- Да в чем раскаянье?! В чем?! В чем Я еще виноват!?

Отпрянув от моего выкрика в лицо мужчина откинулся в кресле и тихо сказал:

- В слабости. В трусости. В малодушии.

- Это я-то?! - изумился и возмутился я. - Это я-то трус? Да пошел ты идиот!

Мужчина расстроено сказал:

- Да я-то уйду. Это вам уйти некуда. Куда бы вы не бежали прячась, как полевая мышь, ваша совесть все равно найдет вас и вопьется беспощадными когтями ночного хищника. хотя мне кажется вы уже забыли это ощущение. Или еще помните?

Я передернулся от всплывшего воспоминания, как что-то пронзает мое тело во многих местах и, отрывая от земли, уносит к темнеющим небесам.

- Помню. - огрызнулся я. - Не помню откуда но помню.

Покивав мужчина движением руки выгнал меня из моего сна.

Катя уехала в мае, когда даже погодные генераторы выключили, но тепло нежным покрывалом накрывшее город не рассеивалось даже ночами. К нашему общему удивлению в такую рань к поезду попрощаться с дочерью приехал и ее отец. Она с ним встречалась на моей памяти всего несколько раз. Причем предпоследний я сидел в машине возле министерства и наверное пачку скурил ожидая ее возвращения. Она никогда не рассказывала об их разговорах. А я и не спрашивал. Я принял эти тупые правила этой глупой игры. Так что впервые воочию я увидел ее отца там на вокзале. Почти не похожий на свои портреты и без телевизионного грима и монтажа он казался невероятно уставшим человеком. Жесткость, конечно, была заметна больше, но и усталость не укрылась от моих глаз.

177