Осознание - Страница 142

142

Двери вскоре открылись и мы, оставив недопитыми вторые и третьи кружки кофе, потянулись к выходу с охапками нашей одежды в руках.

Стоя под холодным осенним небом перед гостеприимно раскрытыми дверями автобуса меня так и подмывало спрятаться в его теплом нутре и ехать хоть куда-нибудь только не оставаться в нашем горячо любимом лагере. И только мысль что наша каторга скоро закончится, заставила меня улыбнуться и отбросить идиотские желания.

Автобус и нас оцепили бойцы с автоматами зорко глядя чтобы никто из сотрудников спешащих мимо гигантского терминала не заговорил с нами или мы не разбрелись по сторонам.

- Ну, вот мы и дома. - сказал Вовка и сердечно стал со всеми прощаться.

Я с удовольствием расцеловался на прощание с Катей и обещал ответить ей на письмо, если она созреет и напишет тому, кто «даже в операторы годится». Она извинилась как-то по-детски и я, рассмеявшись, конечно, искренне простил ее.

Попрощавшись со всеми, мы собирались было уже пойти к себе, но только мы двинулись к оцеплению, как автоматчики направили на нас короткие стволы и скомандовали:

- Назад! Я и Вовка остановились, и мой друг сказал громко:

- Да мы отсюда! Позовите Лю, или коменданта! Пусть они подтвердят.

- Назад или мы положим вас на землю! - повторил спокойно, но жестко один из бойцов и мы невольно попятились. За всей этой сценой из автобуса наблюдали ученые и молча недоумевали. Наконец двери автобуса закрылись и он, плавно тронувшись с места, выехал за оцепление.

В ожидании непонятно чего мы начинали уже мерзнуть, когда из дверей позади нас вышел начальник особого отдела и, скомандовав «вольно» распустил оцепление. Взяв меня и Вовку под локти, он повел нас в сторону штаба.

В своем кабинете он напоил нас чаем и медленно, словно карточный шулер карты, стал выкладывать всю нашу кипу документов. Включая справки об условно досрочном освобождении.

- Я выполнил свои обещания. - Подвел итог особист, и мы радостно распихали всю пачку документов по карманам. - Вам остается подписать вот эти бумаги.

Мы подписали какие-то супер-пупер расписки о неразглашении и спросили, когда мы сможем покинуть лагерь.

- Вы уже никто здесь и ваши пропуска аннулированы. - «порадовал» нас особист. Пока побудете в моем кабинете, я вам выпишу новые разовые пропуска, а потом, дождавшись возвращения автобуса, с ним поедете в Погребень.

- А скоро вернется автобус? - спросил Вовка.

- Часа через четыре. Их лагерь на пятом радиусе. - сказал особист и хитро усмехнувшись добавил: - Наши ребята очень хотели получить данные этой группы с пятого. А тут так удачно все сложилось. Буде это ваша заслуга, что их вещи попали к нам, я бы премии для вас просил. Я, быстро догадавшись, о чем говорит особист, спросил:

- А что другими способами получить эту информацию у «наших» не было? К примеру, попросить было нельзя?

- Наивный ты человек, Кох. - улыбнулся подливая мне чаю особист. - Там каждая бздюленька может к нобелевке привести, а ты «попросить»…

Я только головой покачал и ничего не сказал. Особист не был тем человеком, с которым хотелось говорить о моральных качествах тех или иных людей. Особисты они же их особого теста. Это я даже без армии знал.

- А с нашими мы можем увидеться? - спросил о насущном Владимир. Не снимая улыбки с лица, особист ответил:

- Нет, конечно. Если в городе пересечетесь, то никто ничего вам не скажет. Но на базе режимной вам никто не позволит разгуливать и разговоры разговаривать. Так что отдыхайте и ждите автобус.

Он куда-то ушел, а мы продолжая гонять чаи, стали планы строить как поедем домой. Я предлагал не скупиться и первую поездку вольными людьми совершить в первом классе. Вовка кривился и говорил, что хочет денег поберечь. Я предложил заглянуть перед отъездом к Светке, все-таки она была мне близким человеком в этой глуши, но и тут Вовка скривился и пояснил:

- Это она когда ты был заключенным, была близким человеком. Теперь все. Теперь ты свободен. Теперь ты едешь домой в Москву. Нафига тебе эта деревенская телка? Я посмотрел на Вовку как-то по-новому.

- Ты не заговариваешься? - спросил я и напомнил, как он сам отзывался о ней раньше.

- Так и я раньше был… А теперь извини, но меня ждут мои подружки в Москве. И не чета ей. И ты бошку не забивай. Тихо собрались, тихо съехали. О ней не думай. Она себе тут давно уже нашла кого-нибудь, пока мы с тобой куковали в реанимационных камерах.

Я как-то замолчал, думая, что людям для значительного изменения достаточно вполне незначительных событий, таких как смена социального статуса, к примеру. А может, я слишком серьезно отнесся к словам Вовки. Может надо было улыбнуться, сказать ему, чтобы не дурил и ехал со мной?

Появившийся на пороге с двумя полиэтиленовыми пакетами особист, положил их перед нами на стол, и сказал:

- Ваши вещи из бунгало. Ваши товарищи собрали по тумбочкам. Смотрите… Мы быстро разобрались, где, чей пакет и спросили:

- А нам что-нибудь передавали на словах.

- Только поздравления и пожелания удачи. - сообщил особист и вышел снова оставив нас наедине. Немного помолчав я сказал:

- Может заедешь вместе со мной? Мне что-то страшновато одному ехать. Ведь не по-человечески получится же. Надо хоть выпить, посидеть. Покачав упрямо головой Вовка ответил:

- Я нет. Выпить посидеть может затянуться… Берем билеты. И если ты не появишься на вокзале к поезду я уеду без тебя.

Спорить было глупо. Еще глупее было обижаться на Вовку. Ведь в чем-то он был прав.

Даже в трамвайном вагончике несясь к Светкиному дому я не знал как и что ей буду говорить. Была половина четвертого вечера когда я давя кнопку дверного звонка стоял у ее квартиры. Ее не было дома. Был же обычный для всех рабочий день. Это для меня день был особенным. А вся страна работала, как говорится, не покладая рук. Сев на ступеньки я достал карандаш и блокнот в котором давным-давно пытался вести дневник своего заключения и попытался написать Свете записку:

142