Осознание - Страница 127

127

Однажды, узнав, что проходчики не доползли еще даже до первого очага, мы с Вовкой решили прокатиться на платформе туда и обратно посмотреть. Не знаю, что в этом было больше куража или любопытства. Лю узнал о нашей проделке на следующее утро, но ничего не сказал, попросил только рассказать, что мы там видели. Ведь ему, новенькому, еще не доводилось видеть подступы к Дикому Полю. Мы как могли красочно живописали что видели. Рассказали о видимых даже днем разрядах вокруг ВБНК. Саму башню мы, понятно, не видели - до нее было километров сорок еще, но и так недалеко от края было о чем рассказать.

О том, как редкие птицы, долетая до очага, сначала неуверенно пытаются сориентироваться в воздухе, а вскоре уже валятся на землю, чтобы там окончательно погибнуть. О том, как дрожит воздух над очагом. О том, как в сумерках сначала еле различимо, но вскоре все явственнее начинаешь видеть свечение пораженной местности. О том, как мелко дрожит в нагретом воздухе, словно живое существо, страдающая земля.

Послушав нас и покачав головой, Бобер попросил больше не глупить и лишний раз не соваться в Дикое поле. Мол, еще накатаетесь. Довольные, что так легко отделались за довольно серьезное нарушение дисциплины мы, я и Вовка, на всю жизнь решили для себя что Бобер - Человек. Как бы это смешно внешне не звучало.

Кстати особист выполнил обещание: через месяц после гибели ребят нам вернули Серегу. Мы обрадовано встречали его из карцера всей нашей командой. Из Погребня нашего бунтаря вернули в лагерь и заменили наказание на месяц в карцере. Он уже узнавший, что у нас случилось, нисколько не пожалел о месяце одиночного заточения.

- Пятнадцать дней проспал, - радостно рассказывал он по возвращению: - Пятнадцать дней пел песни, от которых спала охрана.

Как Серега поет, мы знали не понаслышке и сомневались, что за его пение ему дубинкой не перепадало. Вместо одного выбывшего нам пригнали сразу после возвращения Сереги новенького паренька. Вводил в курс всей нашей жизни понятно Сашка, которому все равно с кем, лишь бы поболтать. С нами он не находил компанию вот и отрывался на новеньком. Правда Денис, как звали совсем молодого пацана, через неделю откровенно стал избегать навязчивого Санька и наш «дурачок-самоучка» опять захандрил без возможности постоянно болтать и чем-нибудь хвастаться.

Меня повысили. Я официально числился старшим нашей команды. Никаких преимуществ это не давало, разве что на двадцать пять рублей повысили оклад, но зато появилось некое понимание иерархии в нашем замкнутом мирке. Ученые пинали коменданта, комендант лагеря пинал Лю, тот пусть мягко, но гонял меня, а уже я должен был обеспечивать, чтобы указания выполнялись. При Пал Саныче всю ответственность перед учеными нес он сам потому так жестко и поступил в свое время с Серым. Но теперь можно было, не наказывая ребят, показательно снять на время меня с должности и этим, якобы, наказав остальную команду, заставить всех протрезветь и вспомнить, что хоть и условно, но мы оставались заключенными. Я надеялся, что до снятий и других мер не дойдет, но Лю честно объяснил, зачем создано место старшины и какие репрессии в случае чего мне предстоит пережить как старшему. К слову сказать, уж не знаю почему, но вся команда наша была рада моему назначению. Вовка только пытался мне объяснить, что лучше меня кандидатуры и не найти. Я не амбициозен, в меру мягок и так далее… Я еще посмеялся над ним, спросив, уж не собирается ли он мне в любви признаваться. Светка, когда мы появились в городе, тоже меня поздравила и, даже не смотря на свою вечную усталость на работе, закатила нам грандиозную вечеринку по этому поводу. Наготовила вручную салатов. В духовке зажарила утку. Мы выставили на стол бутылку водки и выпили за мое назначение. Нет ни я, ни Вовка не страдали иллюзиями насчет нашего положения условно свободных. Просто нам хотелось верить в эту игру. В игру, что мы свободны, что у нас просто такая работа. И что это очень важное повышение в моей жизни. Не стоит судить нас строго. Это была наша жизнь, и она текла по своим, не самым плохим законам.

Когда достроили монорельс, и к нам вернулась невероятно зараженная техника, понятно, то первичную дезактивацию повесили именно на нас. До сих пор изумляюсь, как мы ее осилили. Громадные машины высотой с трехэтажный дом. С массой технических полостей и механизмов. С полутораметровой шириной траков… А мы там разве что с тряпочками не ползали в защите. Изучили строение так, что, наверное, с закрытыми глазами по внутренним помещениям могли бы пройти. Забирать проходчиков приехали гигантские платформы. Посмотреть на этот цирк, как слон забирается на уже и так плоского удава, пришел весь лагерь. В общем-то, мы были странно удивлены, что многоколесная платформа просто не развалилась под гигантским проходчиком - рельсоукладчиком.

После отъезда строителей жизнь вошла в привычную колею. Мы готовили к походам «козла» и разгружали его по возвращению. Мы следили за состоянием техники по нашим ангарам и за самими ангарами тоже естественно глядели. Теперь уже регулярно раз в неделю мы проводили чистку гаража «козла», да и самого его загоняли в бетонный ров с дезактиватором. Оставляя это чудовище по самую башню стрелка в растворе, мы выкатывали чудо техники только наутро. Сначала Лю сопротивлялся такому безумному техническому решению, но поговорив с конструкторами из ИЖМАША плюнул и дал добро продолжать такую зверскую по отношению к технике процедуру. Вездеходу как абсолютно герметичной машине понятно было все равно. Метал, из которого был создан корпус и шасси мог десятилетиями без вреда находится и в более хищных средах чем наш дезактиватор.

127