Осознание - Страница 86

- А она-то его не любит. Это он в нее влюблен. А она когда его перебинтовывает, аж вся от отвращения содрогается. Я видела. Он реально такой страшный. Все тело розово-буро-белое. В пятнах и шрамах уродливых. В общем, ночью приснится - трусами не отмахаешься нифига. Не зная смеяться или изображать сочувствие, я сказал с улыбкой:

- Его пожалеть надо. А ты издеваешься.

- Ты чего? - удивилась Настя. - Мне его жалко… Но он все равно страшный.

Мы не меньше сорока минут провели в воде, прежде чем решили выбираться. Лежа на траве на склоне я спросил у нее:

- А ты с ним говорила?

- С кем?

- С Владимиром. - Пояснил я.

- Да немного. Но давно. У него такой акцент прикольный был. Сейчас я когда к Наталье заглядывала, он уже чисто говорит.

- Акцент? - удивился я.

- Или не акцент. Просто он как-то не так слова в предложении ставил. Мне это не объяснить.

- Это у него от попадания молнией в мозгу что-то не так работать стало. - Сказал я. - Доктор говорил, что пострадавшие могут вообще разучиться говорить.

- Ааааа. - протянула с пониманием Настя, и я поднялся над ней. Протянув руку, и помогая ей, тоже подняться я заметил, как на нас завистливо смотрят заключенные. Я ненавидел, когда на мою жену пялились зеки. Еле сдерживаясь, я помог ей забраться в машину, а сам пошел к багажнику, где, скинув мокрые трусы, на голое тело натянул форменные брюки. Выжав белье я закинул его на заднее сиденье машины и стал одевать остальную форму. Застегнув на все пуговицы темно синюю рубаху с короткими рукавами и погонами, я не стал ее заправлять в брюки и натянув на босу ногу ботинки сел за руль.

- Подомной все сиденье мокрое будет. - Сказала Настя.

- Ничего, высохнет в такой-то жаре. Ты и сама высохнешь, пока доедем.

По дороге к дому нам встретилась мототележка с двумя глядящими развозившими обеды парень за рулем только руку поднял в приветствии, а второй завидев в машине Настю даже воздушный поцелуй послать успел гаденыш.

- Это что было? - спросил я целый майор и поглядел в зеркальце заднего вида: - Сгною нафиг в нарядах!

До самого дома Настя не могла успокоить свой смех. И только честная попытка не смотреть на меня возмущенно-изумленно-улыбающегося помогла ей не сгибаться от смеха. У дома она выскочила из машины все так же в купальнике и, держа свою одежду в руках, быстро забежала внутрь. Я, забрав мокрые трусы и крутя их в руке, выбивая влагу из ткани, закрыл машину и поспешил за ней.

Дома я с жадностью набросился на холодный суп, который Настя отменно готовила с уксусом и сметаной, и только за столом понял, как оголодал пока купался. Утолив голод, я привел себя в порядок перед зеркалом и направился к Василию, спросить, не нужна ли ему помощь, какая с его работами. Сидеть высиживать дома до шести вечера не хотелось совершенно. Настя, проводив меня, обещала вечером поехать со мной на лысые холмы и если не полетать вместе со мной, то хоть составить мне компанию.

Но вечером не получилось никуда съездить. Закончив разгрузку прибывших труб только к половине девятого, мы с моим помощником уже даже жить, не хотели не то, что куда-нибудь идти или тем более ехать. А все, потому что, не всех физический труд облагораживает. Нам он был противопоказан. А мы туда же полезли показать, что не просто руками водим, но еще ими работать умеем.

Лежа дома и страдая от растяжения спины, я требовал от Насти больничного ухода и кормления с ложечки, а вернувшийся из лазарета Василий предлагал меня быстро вылечить клизмой и внутривенным кормлением. Злой он, решил я тогда и как-то незаметно для себя уснул, так и не поужинав.

Сон пятнадцатый:

Мотаясь между домом и оградой, я отчаянно лаял на людей у забора, что уже довольно долго там торчали, что-то высматривая и негромко говоря. Хозяев в доме не было уже весь день, и я мало того, что оголодал так еще и эти с незнакомым запахом меня раздражали до безумия. Если бы они перелезли через забор, я бы с удовольствием оторвался, и ноги бы им искусал бы точно. Но те не спешили преодолевать преграду, словно выжидая, выйдет на мой лай кто из дома или нет.

Они отошли от забора, и я даже с разочарованием заткнулся, думая, что зря орал на них. Хоть кто-то был в округе. Не один все-таки.

Но через буквально пару минут, когда я очередной раз сделал виток от дома к забору, на траву позади меня что-то упало, и я шарахнулся в сторону опасаясь, что это дети запустили в меня в очередной раз камнем.

Но, заметив краем глаза, что над травой что-то подскочило не похожее на камень, я ринулся к этому и замер над здоровым куском колбасы. Почти такой же какой кормил меня иногда хозяин. Не веря и не понимая, откуда тут могла взяться колбаса, я с удовольствие запустил в нее зубы. Я целый день не ел. Я честно сторожил дом. Я заслужил эту колбасу, и с удовольствием чуть жуя, глотал ее.

Боль в животе схватила внезапно, когда я еще пил воду, запивая нежданное угощение. У меня бывало такое раньше только от сильного голода. Но сейчас то я наелся. Я был сыт, и от чего возникла боль, мне было непонятно. Я еще отпил воды надеясь, что боль утихнет, но она только сильнее разрослась и уже дошла до грудины. Повизгивая и страдая, я лег брюхом на траву и через мгновение приступ стал таким сильным, что я невольно скрутился на земле. Мне хотелось вцепиться в свой живот и вырвать эту боль. Но только я дернулся подняться, как понял, что не только встать на лапы не могу, но и дышать стало до невозможности трудно. Я зарычал, заскулил. Один раз залаял, пытаясь прочистить горло, словно я подавился.