- Вижу осколки пули. Придется много вырезать. Пока он там корчился, они уже сместились прилично.
Санитар словно этого и ждал, немедленно спустил от потолка подобие столика на котором в герметичном тонком пластике были приготовлены инструменты.
- Вы изменены под что либо? У вас нет аллергий? У вас нет реакции на медикаменты? Отвечайте! - спрашивал доктор и я как мог, так и ответил. Что-то он видно понял. Глядя в монитор он сказал санитару:
- Стоп. Нельзя оперировать. Продолжается деление осколков. Давай ему наркоз и держи тампон на ране. - обращаясь к водителю врач спросил громко: - Когда будем на месте?
Я не мог расслышать, что говорил в ответ водитель из-за шуршащего полиэтиленом возле моей головы санитара.
Мне приладили маску на лице и подали газ, от которого я, конечно, сначала глубоко дыша, почувствовал себя лучше, а потом просто отключился.
Я лежал придавленный тяжелой плитой и не мог понять как меня под нее угораздило попасть. Кажется было землетрясение. Кажется я неудачно стоял возле бетонного сарая. И если все стенки этого недоразумения сложились внутрь, то поехавшая плита буквально скатилась с них и ударила мне в спину. Пока я падал я даже успел перевернуться и плита аккуратно улеглась мне на грудь проминая какую-то попавшуюся по дороге железную невысокую бочку. Если бы я сразу начал выбираться может быть я успел бы выползти хотя бы до пояса из под нее. Но словно контуженный после удара в спину я не мог пошевелиться и плита медленно и верно все сильнее и сильнее давила на грудь. Я попытался крикнуть но получился только негромкий хрип. Я снова попытался набрать в грудь воздуха для крика, но понял что это мне почти не удается. Плита так придавила меня к земле что ребра не могли даже на миллиметр разогнуться чтобы наполнились мои легкие. Я с трудом сделал малюсенький глоток. Потом еще один. Стало на мгновение полегче, но о крике можно было забыть. Я напрягся всем телом и попытался приподнять плиту. Тщетно. Только слезы вырвались от напряжения из газ и мешали теперь видеть. Я выдохнул и снова попытался вдохнуть. В этот раз даже маленький вдох у меня не удался. Я запаниковал. Я попытался как-нибудь извернуться. Но я только силы потратил в бесполезной попытке. И единственное что мне удалось это сдвинуть на пару миллиметров ногу согнув ее в колене. Легкие подали сигнал что неплохо хотя бы глоточек воздуха им дать. Я все еще паникуя и пытаясь спастись сделал еще одну попытку приподнять плиту. Но безрезультатно, как и в первый раз.
В глазах начало темнеть. Я кажется еще бился напрягая и расслабляя неподвижные мышцы тела, но уже практически не ощущал его. Проваливаясь во тьму я вдруг подумал какая в этот раз гуманная смерть. Ни боли. Ни страха особого. Просто медленно наступающая темнота и стремительный провал в бессознательность.
Последней мыслью пришла идея, что может и, правда, пора завязывать с помиранием. Но и она ухнула в надвигающийся черный колодец.
Я пришел в себя в старшем брате реанимационного комплекса ВБНК. Только этот брат был не просто больше. Он был двухместным. Койка за стеклянной перегородкой справа от меня была пуста, чему я, в общем-то, был даже рад. Ну что за интерес проснуться рядом с почти таким же покойником как ты сам. Видно сигнал о пробуждении дошел до сестринской и вскоре надомной уже открыли крышку дав дыхнуть воздухом, не напичканным всяким обеззараживающим составом.
Боясь, что я опять потерял две-три недели своей жизни, я сразу спросил у женщины в свободном белом костюме с бэйджем на груди.
- Сколько я проспал? Женщина, читая показания комплекса, ответила:
- Двадцать шесть часов. Осколки удалены. Поврежденные ткани сращены, на коже у вас останется навсегда этот небольшой шрам. Вас в коридоре целая делегация дожидается. Человек десять.
- Девушка. - обратился я потому что не мог выдавить из себя ни «уважаемая» ни «женщина». - Кто меня там может ждать кроме родителей? Я в этом мире никому не нужен.
- Как кто? - изумилась она. - Следователи вас ждут, родители, еще там мужчины какие-то.
«Мужчины какие-то» так и не появились в палате реанимации. Мои родители в присутствии следователей держали себя в руках, но только те ушли забрав мои еле выдавленные показания, как мама бросилась причитать, что она, мол, говорила, что «мальчика» в покое не оставят и так далее. Впервые в жизни у меня не было ни сил, ни желания ее успокаивать. Да и что тут скажешь. Не буду же я рассказывать, что стал жертвой очередного спектакля Системы.
Когда меня перевезли в палату для реабилитации родители еще немного посидели рядом со мной и, пообещав заехать на следующий день, ушли. Мама еще долго на пороге утирала слезы и требовала, чтобы я быстро поправлялся. Я обещал постараться. Но с их уходом приключения не закончились. Ко мне в палату без стука прошел незнакомый парень, мой ровесник, в довольно кричащем желтом костюме спортивного кроя и сказал:
- Привет, меня зовут Станислав, я должен с тобой обсудить некоторые моменты.
- А я почему-то подумал что ты меня добить пришел. - выговорил я и выдавил улыбку. - Типа тоже из пикерменов. Он довольно непринужденно рассмеялся моей шутке и сказал:
- Ну, думаю что сюда они проникнуть не смогут. Я собственно вот по какому делу. Я слышал ты раньше состоял в этой организации?
- А ты кто? - спросил я его.
Парень достал карточку заменяющую ему паспорт и протянул мне. Я же прочитав, что он следователь по особым делам при ЦКИНе буквально понял все сразу.