Осознание - Страница 103

103

- Крепче. Крепче держись! - и вдруг я засмеялся.

Я глядел на себя смеющегося, и в моей памяти всплыла фраза сто лет назад оброненная доктором. «Значит, что-то у вас неправильно работает. Либо сердце, либо голова». Невольно придя к логичному выводу, что неправильно у меня работает голова, я улыбался себе тому… хохочущему.

Я еще раз оглядел все это море людей и понял, что как бы оно не колыхалось, какие бы водовороты в нем не появлялись, какие бы давки не возникали. Всегда находились цепочки людей, группки людей, одиноко стоящие люди, кто до мига последнего стоял на своем месте. И люди-то эти были разными. Я видел отчаянно трусящих, видел и таких, как Василий, что медвежьим взглядом окидывали наседающих на них. Они не были лучше или хуже куда-то стремящихся, чем-то недовольных, или просто поддающихся общему движению людей. Они просто были такими какие есть. На которых это людское море опиралось. Чтобы не скатится, не повалиться и не сгинуть растоптанными.

Я пришел в себя с чувством обиды и какой-то грустью в груди. Даже больше с тоской у сердца я вышел из машины и закурил. Я знал, что мне надо делать. И я совсем по-другому понял слова Василия: «Все будет так, как должно быть». Выкинув окурок я сел за руль, в три приема развернулся на узкой когда-то асфальтированной дороге и уже, не спеша, и сберегая подвеску, покатил к дому.

Я поднялся по крыльцу и мне навстречу вышли Настя и Владимир, услышавшие звук машины. Она обняла меня, а он, давая мне пройти, так и не разлепил свои уродливые губы. Пройдя на кухню, я сел, тяжело глядя в окно за которым, остывая, снова усыпала моя машина, и закурил.

- Что с тобой? - спросила меня Настя присев на корточки рядом с моими коленями.

Вместо ответа я просто покачал головой. Увиденное мной словно высосало все мои жалкие силы. И как я доехать-то смог. Не понимая мой тяжелый непривычный для нее опустошенный взгляд, Настя кажется, напугалась. Успокаивая, ее я сказал:

- Ничего… просто очень устал. И, кажется, перестал понимать, что и зачем делаю…

Поднимаясь, Настя положила руки мне на голову и, перебирая пальчиками в коротких волосах, совершенно серьезно сказала:

- Это переходный возраст. Когда, кажется, что ты живешь не так, как должен был. Что ты мог лучше… Или что ты живешь не с теми людьми…

С удивлением я повернул голову и посмотрел в ее милое лицо, обрамленное черным каре волос.

- Сейчас главное, не делать ничего поспешно. - И буквально просящим голосом Настя сказала: - Надо очень осторожно принимать резкие решения. А лучше не принимать…

Вскидывая брови, я невольно улыбнулся от ее очень серьезного лица. Потом прокрутил в мозгу ее слова о переходном возрасте и, не сдерживаясь, засмеялся.

- Что я опять не так сказала? - спросила она улыбаясь. Все больше и больше смеясь, я даже слезы невольно выступившие, стал утирать.

- Ты плачешь. - Сказала она.

- Это от смеха. - Пояснил я.

- А что смешного? - спросила она, обнимая меня за шею и прижимая к своему животику.

Ну, как ей было объяснить, чтобы не обидеть? В мире, где расстреливают не за вину, а по разнарядке. В стране, где по повстанцам ведут огонь резонаторами, даже не пытаясь оставить кого-то в живых. В поселке, где несчастный влюбленный начальник лагеря готов был совершить какую-то глупость. Или не совершить чего-то важного со словами: Все будет так, как будет. В таких условиях разговор про переходный возраст в любом случае вызывает на редкость истерический смех.

- Я невероятно устал. - Признался я. - Да представь… устал… и сознаюсь. Мне надо лечь и немного отдохнуть. Ляжешь со мной? Покачав головой, она сказала:

- Позже. Там на крыльце Владимир ждет. Ему надо о чем-то со мной поговорить важном. Я быстро и вернусь к тебе. Хорошо?

Я кивнул и, не оборачиваясь, пошел в комнату. Лег на кровать и увидел, что Настя замерла в коридоре и как-то странно смотрит на меня. Молчаливо и грустно. И даже кажется обиженно на меня. Интересно за что? За то, что я раз в тысячу лет признался что устал? Или за то, что у меня просто нет сил на лишние слова?

Но она вдруг улыбнулась и, подняв руку, сделала комичный жест, словно прощалась. Я даже смог махнуть ей в ответ. Настя исчезла из виду, и я услышал, как хлопнула входная дверь.

Я закрыл глаза и вдруг отчетливо ощутил легкую качку. Все мое тело словно было погружено в волны и опускалось-поднималось вместе с ними. Я вспомнил город, порт, Виктора, его кораблик и нашу, какую-то дурашливую и скомканную свадьбу. Вспомнил и обещания, которые давал своей Насте в тот момент. И чего я тогда не потребовал, чтобы у нее не было от меня секретов? А если бы потребовал? Нет, все правильно, все, так как и должно быть. Кто меня знает, что бы я в свой переходный, как его назвала Настя, возраст натворил, узнав, что у нее от меня есть секреты. Улыбаясь, я смаковал слово «переходный». У всей планеты был переходный возраст и ничего, как-то вроде поднималась уже с колен.

Меня разбудил вой сирены над лагерем. Насти в постели не было, и я обеспокоено огляделся. Но и в комнате ее не оказалось. И во всей квартире я был один. Ни Василия, ни Насти не смотря на то, что шел первый час ночи. Я был в форме, как и лег. Немного ополоснув лицо, я натянул кепи на голову и, всунув ноги в ботинки, направился в лагерь. Мимо меня с автоматами наперевес от внешнего арсенала бежали глядящие и даже пытались делать приветственные жесты мне на ходу. Я отвечал им, поднимая руку. Ворота в лагерь были раскрыты настежь. Проход был перегорожен козлами с натянутой на них колючей проволокой и целый взвод автоматчиков расположился около них. Я прошел в лагерь через глядящих и спросил у первого попавшегося мне на пути заключенного:

103